Так получилось, что в феврале или начале марта 1990 г. я попал на предвыборное собрание в районном городе С., пригороде областного центра В. Я был в деревне в С. районе и возвращался в В. Сейчас из района С. можно попасть в В. и обратно, минуя райцентр С. через стационарный мост, а тогда его не было, а был понтон, который тогда оказался перекрытым. Прибыв в город С. я узнал, что железнодорожный мост, по которому можно пешком попасть в В., закрыт, пешеходов по нему не пускают. Ближайший поезд в В. будет часа через 3 -4. Я попытался пойти по льду через реку, но местные жители отговорили меня, так как на реке много проталин и можно утонуть. Я пошел на автовокзал. Можно доехать в В. через другой мост, но все рейсы были отменены. Мне ничего не оставалось делать, как шататься по городу и ждать поезда. Ниже объясню, почему я это рассказываю.
Я заметил, что в городе необычное оживление. Народ собирался в кучки и куда-то шел в приподнятом настроении. Оказалось, что идут на предвыборное собрание в местном Доме культуры. Народу – полно. Я кое-как пробился на галерку как раз к началу собрания.
На сцене стол, накрытый кумачом, графин, стаканы, на сцене лозунг – типа «даешь всенародные выборы!», все как положено. За столом сидит старый коммунистический пень, - наверное, ветеран колхозного строительства, и две крестьянского вида тетки, страшно накрашенные и с вавилонскими башнями на голове. Компень (так бы Ленин выразился) представляет теток, одна доярка, другая свинарка (я не шучу, правда!). Названия колхозов не помню, но это из С. района, выборы в советы были местные. Одна тетка что-то вроде Клавдии Митрофановны, а другая Зинаида Тихоновна. Компень пытается унять гул в зале и говорит, - «тише, товарищи!». Тут раздается громкий голос из зала, - «у нас товарищи уже 70 лет на шее сидят!». Зал замер. Компень наливается кровью, обводит зал взглядом… И, ничего не происходит… Я потом понял, что он, наверное, искал сотрудников КГБ, а стоявшие в зале милиционеры нагло при этом усмехались. Тут народ, присутствующий в зале стал поддакивать, - «да мол, сидят, надоели уже!».
В этот момент я понял, почему город С. был блокирован. Большевики опасались приезда в С. из В. демократических агитаторов, а также того, что из С. в В. распространятся лишние сведения об этом районном междусобойчике.
Я также понял, что, несмотря на усилия коммунистов, их сценарий собрания дал сбой. Компень сдулся и предоставил слова доярке. Доярка взяла бумажку зашла на трибуну и с огромным количеством речевых и грамматических ошибок прочитала свою предвыборную речь: насколько что поднялось, увеличилось, выросло, при этом она явно путала проценты с литрами. Ее речь сопровождалась язвительными репликами из зала. Поясню, что С. район преимущественно аграрный, но город С. – промышленный и его промышленность никак не связана с сельским хозяйством. То есть на собрании присутствовали рабочие и инженеры и можно только поразиться маразму коммунистов, которые пытались людям (а общество у нас традиционное), разбирающимся в процентах, литрах и умеющие их сосчитать в уме, предлагать выбрать депутатом малограмотную крестьянку.
Компень спросил, есть ли вопросы к кандидату? Поднялся лес рук. Однако возможность задать вопросы была предоставлена заранее подготовленным товарищам. Вопросы были примерно такие: насколько выросли надои по сравнению с ХХХ пятилеткой, насколько вы планируете увеличить надои в XXL пятилетке, какие проблемы (!) стоят перед колхозом «Вперед Ильичу!» и т.п. Старательно, по бумажке, доярка на них отвечала, что вызывало ропот и насмешки в зале. При этом большевик старательно не замечал диссидента, у которого «товарищи на шее сидят». В зале начался ропот, крики, - «пусть он вопрос задаст!». Наконец, председатель разрешил задать вопрос диссиденту. Зал замер. Все, в том числе и я, ожидали чего-то невероятного. Но вопрос был очень простым: «Клавдия Митрофановна, скажите, а какая у вас политическая программа?». Этот каверзный вопрос вверг доярку в ступор. Зал опять замер. Она минуту молча смотрела на диссидента, потом в бумажку, потом на компня, который на языке жестов и шепотом пытался объяснить ей политическую программу, потом опять в бумажку, потом на диссидента, потом в зал, как бы ища ответ на вопрос. В конце концов, она, лихо махнув рукой и швырнув бумажку на трибуну как закричит: «Я даю 200 литров молока!». Сколько литров сейчас не припомню, но где-то так. В зале начался страшный хохот, при этом у доярки была немалая грудь. Все это сопровождалось шутками вроде того, что «можно ли ее подоить?». В общем, все собрание дальше напоминало балаган. Компень окончательно растерялся.
Короче говоря, мне стало тогда ясно, что соввласть не имеет никакого авторитета и уважения, а когда страх перед чекистом, который незримо так сказать присутствовал на собраниях такого рода ушел, то и сама система развалилась.
И последнее. Весьма сомнительно, что советская демократия, реальная, а не фиктивная, лучше любых других форм демократии. Вот выбрали доярку или свинарку, что она может? Голосовать и зарплату получать?